Однажды утром (короткий рассказ)

Модераторы: AlexSo, RDL_python

Аватара пользователя
Sokrat
G.I.
Сообщения: 666
Зарегистрирован: 28-04-2005 00:00:00
Откуда: Планета Земля. 2643 год Н.Э.
Контактная информация:

Однажды утром (короткий рассказ)

Сообщение Sokrat » 08-07-2005 09:57:51

Джентльмены! Наконец-то выдалась свободная минутка.

Вашему вниманию представляется короткий рассказ, написанный в далеком 2001...
Комменты приветствуются.


Однажды утром (короткий рассказ).

Автор (как обычно): Прокопьев А.А. (aka Sokrat)

Густая едкая пыль забила ноздри. С перепиленной арматуры срывались клочки дыма и завитки посиневшей стружки. Стальная стропа натянулась туго-туго, и бетонный блок пополз вверх. Я бросил болгарку и кликнул Марка. Со стороны шалашеподобного завала бетонных перекрытий раздался ответный возглас. Я перебрался через искореженные стальные балки к фургону, где мы устроили место для отдыха с лежаками из пенки и навесом от солнца. Меня догнал Марк - крепкий, плечистый полисмен. В руках он сжимал толстые кондовые перчатки, прожженные в нескольких местах каплями расплавленного металла.
Мы подошли к фургону и тяжело опустились на баллоны со сжатым кислородом. Пока Марк наливал из пузатой баклажки холодную воду, я вытащил из заднего кармана маленькое стальное зеркальце, немного потертое и тусклое. Отражая солнечные зайчики, на меня смотрел совершенно незнакомый человек. Глубокие провалы уставших, покрытых сеточкой кровеносных сосудов глаз, резко обозначившиеся морщины и легкая небритость щек отражались в куске полированной стали. Грязно- желтые разводы пепла и сажи покрывали мое лицо. Едкий пот с трудом прокладывал дорогу сквозь толстый слой пыли, оставляя блестящие борозды. Я стянул каску. Волосы свалялись и стояли торчком, пропитанные цементной пылью и запахами горелого пластика. Я провел рукой по волосам, глубоко запустив пальцы в них. Жесткие, как проволока. Интересно, можно ли это все отмыть?
Марк протянул мне кружку. Я с жадностью, стараясь не упустить ни одной капли, пил. Потом налил еще кружку, выпил. Потом еще. Попросил Марка полить мне на голову. Он вытянул из бухты шланг, открыл вентиль. О боже, как хорошо! После девятичасовой вахты на завалах, искупаться под тугой струей холодной воды - истинное наслаждение. Из ноздрей вывалился здоровенный кусок цемента. Это все от пыли, висит над городом уже пятый день. Самое страшное здесь - именно эта мелкая пыль. Она проникает в поры кожи, разъедает ее, оставляя после себя жуткие нарывы. Первое время приходилось работать в противогазовых респираторах и специальных комплектах для пожарных. Они как-то спасали от дыма, что жирными клубами поднимался из-под развалин. Но защитить от пыли не могли даже противогазы. Пыль полностью забивала фильтры после получаса работы на завалах. Потом, правда, мы придумали обматывать коробки фильтров мокрыми тряпками... Помогало на какое-то время.
Я вытерся. Марк передал мне шланг и, отфыркиваясь и высмаркивая цементную пыль из ноздрей, стал умываться. Я поднял голову и оглядел местность. Среди искореженных балок и огрызков бетона копошились люди. Много людей. Кто-то отрезал мощными газовыми горелками куски железа, кто-то откусывал гидравлическими ножницами толстые куски арматуры. Огромный "катерпилер" сгребал обломки в кучу, откуда их вывозили мощные грузовики. Почти все здания, что стояли вокруг, были полностью задрапированы черным сетчатым материалом. Правда, здание Либерти Плаза все еще зияло черными провалами выжженных окон и дырами в стенах, образовавшимися от падения балок и обломков стен. В воздухе висела радуга. Это пожарные поливали развалины из брандспойтов. Несмотря на то, что прошла уже почти целая неделя, из-под обломков все еще поднимался сизый дым. С южной стороны грязные потоки воды скатывались по улице в сторону Кортланд стрит.
Я завернул вентиль. Марк долго и с наслаждением обтирался полотенцем. Мимо прошла группа мрачных, запыленных морпехов в касках и с отбойными молотками. Со стороны развалин Марриот доносился визг электропил и болгарок. В стороне, возле здания Бэнкерс Траст, спасатели воздвигали гору из пластиковых мешков. В них лежали куски обгорелого и раздавленного мяса, которые когда-то были людьми. Я поморщился, вспоминая свою первую находку...
- Рэй, ты бы прилег. Отдохнул. Вторые сутки без сна работаешь, - Марк положил мне на плечо руку. - Там уже некого спасать. И ты это знаешь.
Я сел на пол фургона и растянулся на коврике из вспененной резины, заложил руки за голову. Шум работающих механизмов стих. Снова минута молчания, во время которой спасатели старательно вслушиваются в шумы, доносящиеся из-под обломков. Поисковые псы, нервно повизгивая, нюхали воздух. Я повертелся на теплой резине, подложил каску под голову. Некстати пришло воспоминание о том утре. Где оно теперь, то сумасшедшее, перевернувшее жизнь, утро...

Тонкий лучик скользнул по подушке и прошелся по волосам, задержался на прикрытых веках. Я лениво отмахнулся и попытался закрыться одеялом. С другой стороны кто также настойчиво потянул на себя. Ежась от утренней прохлады, я приподнялся с кровати. Солнечный луч выглянул между штор и весело сверкнул на бокалах, стоящих на столе. В одном еще что-то, похоже, осталось. Рядом с бокалами, на тарелочке, сиротливо лежал кусочек лимона.
Я встал с кровати. Босые ноги неприятно обжег холодный линолеум. Я оглянулся и осторожно прикоснулся к одеялу. Юля что-то пробормотала во сне.
- Соня, вставай, - легонько потряс я ее. - Утро на дворе.
- Отстань.
Я снова потряс сонную девочку.
- Ну, отстань. Дай поспать еще чуток.
Я просунул руку под одеяло и нащупал лодыжку. Потом добрался и до пяток. Самое уязвимое место.
Юлька взвизгнула и, вскочив, бросила в меня подушкой. Но промахнулась, так как я ее опрокинул в кровать.
- Ах ты... Гад...
Дьявол! Как она прекрасна в гневе!
- Еще минута - и мы никуда не пойдем, - заявила она, тяжело дыша, ничуть не делая попытки подтянуть одеяло выше.
- У меня такое чувство, что и я сейчас останусь, - проговорил я, придвигаясь поближе.
- Наглец... - начала Юля, положив руку мне на плечо. Но ее прервал будильник: "as I put your little hand in mine..."
-Проклятье! - я бросился к будильнику, на ходу натягивая майку.
- Ну, так какие у нас планы на вечер? - Юля стояла у окна, обрамленная желтыми лучами осеннего солнца. Я постоял, любуясь ею. Яркий утренний свет делал ее похожей на ангела.
- Мне кажется, ты не ответил.
- Ты прекрасна!
- Я знаю. Но ты уходишь от ответа.
- Я не уходил.
- Андрей, хватит валять дурака.
Я изобразил виноватую мину на лице:
- Ну, извини. Больше дурака валять не буду.
- Ладно. Извиняю, - по лицу Юли блуждала насмешливая улыбка. - Так мы идем смотреть Статую Свободы или нет?! Или снова просидим дома?

У меня есть жилье. Хоть и не свое, но все же. Я снимаю комнату, подумать только, в центре Нью-Йорка, на острове Манхеттен. Здесь есть и свои плюсы, есть и свои минусы. Плюсы преобладают. Квартирка ничего так, нормальная. Студия. Не путайте с художественной студией или там еще каким ателье. Студия, в понятиях американцев, есть маленькая квартирка для студентов, с кухней в комнате. Как говорится - "три в одном. Моя хатка, расположенная на седьмом этаже высотного здания, средняя по здешним меркам - 16 с половиной квадратов, что для студии в самый раз. Здесь есть маленькая кухонька, отделенная от общей комнаты фанерной стенкой; душевая камера с туалетом. Вполне достаточно для одинокого, нетребовательного к роскоши, бывшего студента. Что еще хорошо, так это вид. Так как квартира расположена в углу кондоминиума, я могу лицезреть сразу две улицы. Из одного окна я могу видеть Амстердам авеню и большую лужайку Колумбийского университета. Из другого - 116 стрит с ее нескончаемым движением автомобилей. Так что вид из окон у меня хороший. Я часами люблю сидеть в кресле у окна, потягивая холодный Дженесси через соломинку и любуясь закатом. Особенно красиво время между пятью и шестью часами вечера. Расплавленный диск солнца проваливается в индустриальные изломы небоскребов, заливая город восхитительным светом. Рядом с креслом стоит маленький столик, на нем бутылка вина, пара бокалов и немудреный закусон - бананы, лимоны, нарезанные ломтями, и кусочки чедера с укропом. Рядом с диваном - аналогично маленькая тумбочка с телевизором. С телевизором вообще отдельная история. Взял я его у соседа - афроамериканца, который для кучи оказался бандитом или кем-то вроде этого. Да если честно, все соседи у меня - чернокожие. А что делать? Близость Гарлема, что в двух кварталах к северу, видать обязывает...
И вот с недавних пор появилась в моей жизни Юля... С ней мы провели много прекрасных минут, часов, дней... Таких, как, например, этот...

- Ты берешь свои очки?!
- Еще бы. Обещают солнце и ветер, - Юля извлекла из кожаного футляра свои зеркальные Гуччи и водрузила на переносицу.
- Что еще обещают?
- Обещают, что если кое-кто не прекратит язвить по поводу моего наряда, то одним русским в Штатах станет меньше.
- Да что ты, что ты! И в мыслях не было тебя оскорбить, - воздел я руки в шутливо защитном жесте. - Более того, этот прикид хиппи был очень даже популярен... Лет эдак сорок назад.
Последнюю фразу приходиться дополнить поцелуем.
Мы стояли возле фонарного столба у выхода из подземки. Мимо нас спешили куда-то по своим делам бизнесмены, банковские служащие, клерки, секретарши. Несмотря на раннее утро, финансовый район Нью-Йорка был многолюден. Я достал камеру и снял бленду с объектива.
- Ты собираешься здесь уже начать снимать? - Юля пальчиком смахнула невидимую соринку с ресниц. - У тебя сколько минут осталось?
- Порядка получаса, наверное, - ответил я, приникнув к окуляру. - Давай, скажи что нибудь.
- Ты снимаешь уже?!
- Ага.
Юля улыбнулась в объектив. Поправила волосы и помахала рукой.
- Сейчас мы с Андрюхой собираемся идти смотреть на Статую Свободы.
- Не идти, а плыть, - вставил я.
- Ну да. Мы сядем на теплоход и поплывем до острова... Как там его?... Да, до острова Либерти. Поднимемся на самый верх...
- Если пустят.
- Не перебивай. Поднимемся на самый верх и... Ну и короче классно проведем время.
- Я тебя люблю!
Юлька улыбнулась.
- Я тоже. Ну что? Идем?!

Как великолепен Бэттери Парк ранним утром! Зеленые деревья покачивают ветвями, роняя влагу на каменные плиты дорожек. Жирные белки лениво прыгают по скамейкам, щелкая орешки и вычесывая мордочки. Яркие брызги Хадсон-ривер блестят на деревянных поручнях перил набережной. Просто фантастическое безлюдье. Хотя нет! Вон там, видишь, на скамейке возле китайской беседки сидят молодые люди, держась за руки и о чем-то разговаривая. На резных деревянных столбах уселись голуби, нахохлившиеся, сонные. А вот и студент. С книжкой, как обычно. И как фон этой картины в подсознание влезает шум никогда не засыпающего города.
Я посмотрел на часы. Было без двадцати девять. Скоро подадут паромчик. Юля убежала смотреть сувениры, я остался стоять в очереди. Она подходила то к одному ларечку, то к другому. Что-то спросила у какой-то толстой леди. Ну вот, наконец, она что-то купила и зашагала ко мне. Ее лицо было озарено улыбкой. Сейчас подойдет и будет хвастаться.
- Ну, признавайся, что купила?
- Вот! - в руке Юля держала маленький стеклянный шар, наполненный жидкостью. Внутри стояли две башни-близнеца Всемирного Торгового Центра в миниатюре. Юля тряхнула шар, и внутри закружился водоворот белых хлопьев.
- Смотри. Это снег. Правда здорово?!
Я обнял ее.
- Такого большого снега в Нью-Йорке не бывает. Но все равно красиво.
Юля вздохнула и положила голову мне на плечо. Я осторожно повернул ее к себе. Она смотрела на меня. В ее зеркальных Гуччи отражался я и кусочек синего неба.
- Ну что такое? - спросил я ее, легонько коснувшись кончика ее носа.
- Не знаю. Что-то вдруг грустно стало.
Я вгляделся в свое отражение, силясь увидеть сквозь поверхность очков ее глаза. Я увидел часть Северной Башни...

Я вижу часть Северной Башни. Она выситься над остальными зданиями, вонзившись, кажется, в само небо. Я вижу Башню. И в следующее мгновение в очках расцветает ослепительно красный цветок. Он вырастает прямо в Башне. Мгновение - и жуткий цветок распускается в огромном взрыве.
Тут нас настигает звуковая волна. Оглушительный грохот резко ударил по барабанным перепонкам. О боже, что это!? Я оборачиваюсь, все еще сжимая Юлину руку.
О нет! Этого не может быть!
Из огромной дыры в Северной Башне Всемирного Торгового Центра вырывается ослепительный шар огня. Обломки каких-то конструкций падают вниз и пропадают за изломанной линией крыш домов. Слышен гул и скрежет металла. Черный, жирный столб дыма поднимается вверх, клубясь и перемешиваясь с плотными струями огня. Стоит такой грохот, что мне кажется из ушей скоро кровь пойдет. Во всем теле появляется предательская слабость. Мысли хаотично бегают, пытаясь собраться. Что случилось? Что произошло?
Юля прижимается ко мне, дрожа всем телом.
- Что это, Андрей? Что это?
Я не отвечаю. Я как завороженный смотрю на чудовищную по своей красоте картину.
- Это было похоже на ракету! - кричит кто-то рядом.
В просвете между небоскребов видно, как из огромной дыры в здании наружу бьют дикие языки пламени. Люди вокруг застыли в оцепенении. Парень передо мной безостановочно говорит: "Дерьмо, дерьмо, дерьмо". Какая-то женщина спрашивает, ни к кому не обращаясь: "Что случилось?"
Я крепко сжимаю Юлькину руку и бегу в сторону Клинтон Нэшнл Моньюмент, что недалеко от причала. Оттуда, через просвет между зданиями Оппенгеймер Тауэр и Бэнкерс Траст Плаза, очень хорошо видно горящую Северную Башню.
Черный плотный дым поднимается над городом. Сквозь исковерканные балки и куски стекол пробиваются языки жаркого пламени. Вокруг, словно конфетти, кружатся обрывки бумаги. Где-то там, на площади Всемирного Торгового Центра, стоит неумолчный гул автомобильных клаксонов, вопли людей и вой полицейской сирены.
Мы выбегаем на улицу Бэттери Плейс и несемся сломя голову по Вест стрит в сторону здания Марриот. На встречу попадаются застывшие посреди дороги люди: бизнесмены, домохозяйки, студенты. Они неверяще смотрят на клубы черного дыма и плотные жгуты огня, вырывающиеся из одного из символов американского капитализма. Как такое могло произойти? Кто смог это сотворить? Что вообще произошло? В моем мозгу вертится лишь одна мысль: только бы не война, только бы не война...
На Олбани стрит большой затор. Автомобили стоят в ряд, сигналят не переставая. Многие вылезли из машин, в шоке наблюдая за пожаром в Северной Башне. Мы останавливаемся, чтобы передохнуть. Я вынимаю бутылку минералки "Поланд Спринг" и мы долго утоляем жажду. Я закатываю рукав джинсовки и смотрю на часы. Восемь часов пятьдесят минут. Черт! Паромчик уже уплыл...
Мы прижимаемся к стене и переводим дыхание.
- Зачем мы туда бежим, Андрей?
- Там есть пострадавшие. Надо помочь.
- Ты не на службе, Андрей. Ты уже не коп. Тебе домой через две недели.
Я промолчал. Я не знал что сказать.
- Андрей, ты слышишь меня? Не надо туда идти.
По улице промчалась пожарная машина, оглушив нас пронзительным воем сирены.
- Андрей, я туда не пойду. Мне страшно. Останься со мной, - Юля снимает очки. Глаза ее влажны. Мокрые дорожки блестят на щеках. - Не надо тебе туда Андрей, - снова говорит она и берет меня за руку. - Пожалуйста.
Я чувствую странное давление в сердце. Мне горько. К горлу подкатил тяжелый ком.
- Я должен, Юля. Не могу этого объяснить. Я просто должен.
Она молча смотрит на меня.
- Юля, милая. Иди в парк. Там, возле китайской беседки, на нашем месте, подожди меня. Хорошо? Я вернусь. Просто посмотрю, нет ли там наших, и сразу вернусь. Окей?
Юля смахивает слезы с глаз, улыбается. Кивает.
- Ну, вот и хорошо. Я вернусь. Бэттери Парк. Китайская беседка. Я вернусь.
Я отпускаю ее руку, целую в щеку, соленную от слез и, не оглядываясь, перебегаю через Олбани стрит.
Мимо меня, едва не сбив, проносится пожарная машина. Потом еще одна. На Либерти стрит уже полным полно полицейских машин. Многоголосый вой сирен, гудки клаксонов и рев пожарных машин становится оглушающим. По проезжей части проносятся машины скорой помощи. Впереди, между деревьев, спасатели спешно разматывают брандспойты.
Я оглядываюсь и перебегаю улицу. Мне навстречу выбегает полицейский и что-то кричит. В ответ я трясу своим шерифским жетоном.
- Что случилось, офицер?
- В Северную Башню только что врезался пассажирский Боинг!
- Вот черт! Жертвы есть?
- Пока нет информации. Но наверняка несколько сотен.
Полицейский снимает каску и утирает со лба обильно выступивший пот.
- Формируем группы по спасению гражданских. Там еще на верхних этажах больше тысячи человек.
По улице с ревом проносится пожарная машина. Я махаю полисмену и бегу к площади Всемирного Торгового Центра.
Улица усыпана осколками стекла и мятыми, изорванными бумагами. Над головой с гулом пролетают вертолеты. Останавливаюсь на углу Вест стрит и Либерти стрит. Громады башен-близнецов высятся, закрывая пол неба. Толстый густой дым из дыры в Северной Башне уносится жирным хвостом на юго-запад, в сторону Хадсон-ривер. Из огня вырываются обрывки бумаги и кружат, подхваченные вихрем.
Перед высоким прямоугольником Марриот Файнэншл собралась толпа людей в черной униформе. Они формируются в отряды и направляются в сторону башен-близнецов. Там они разделяются. Я замираю на несколько секунд и заворожено смотрю, как тонкие цепочки людей в униформе и касках исчезают в черных провалах дверей.
Я пробегаю чуть дальше по улице, до поворота на Вашингтон стрит. Там стоит толпа гражданских. У многих в крови лица. Какая-то чернокожая женщина надрывно плачет, обхватив колени. Возле ларька с хот-догами усатый полицейский перевязывает руку худому пареньку. Тот стоит, держась одной рукой за ларек, бледный и запорошенный пылью. Парень в шоке, его колотит. Раненная рука мелко-мелко трясется как осенний лист. Чуть поодаль, у кустов, облокотившись на кованую оградку, стоит пожилой мужчина в деловом костюме. Приложив руку к глазам, он смотрит вверх, что-то шепчет.
Я подхожу к офицеру и спрашиваю, не нужна ли моя помощь. Он отвечает, что на соседнем перекрестке формируют спасательные команды из пожарных и полицейских. Есть добровольцы и среди гражданских.
Внезапно общую какофонию звуков прорезал стремительно нарастающий гул, переходящий в рев.
- О боже, еще один! - завопила какая-то женщина сзади.
Я резко оборачиваюсь и вижу, как прямо на Южную Башню, примерно параллельно Либерти стрит, на умопомрачительной скорости несется самолет. Еще один самолет!
- О нет! - раздается многоголосый вопль и в ту же секунду самолет вонзается в здание.
Через мгновение с противоположной стороны вспухает огненный шар. Чудовищной силы грохот потрясает меня, оглушающе бьет по барабанным перепонкам. В следующую секунду асфальт под моими ногами уходит в сторону, меня бросает на землю. Я больно ударяюсь головой о железную оградку. По лицу проходит волна тепла.
Когда грохот взрыва стихает, я встаю. Над южной башней поднимается облако огня и густая чернота дыма. На асфальт падают, подпрыгивая и сокрушая автомобили, обломки конструкций и осколки стекла. Сквозь звон в ушах долетают чьи-то истеричные крики, приглушенный визг сирен. Со стороны высотки Миллениум Хилтон бежит полицейский в пожарном шлеме, пригибаясь и поддерживая шлем одной рукой.
- В Северной Башне топливо протекло до середины! Там срочно эвакуируют гражданских! - кричит полицейский, пытаясь перекричать сирены и гудки клаксонов. - В Южной Башне пропала связь с одним спасательным отрядом! Это парни из Чайна-тауна.
Усатый коп, что перевязывал подростка, вскакивает.
- Они были на восьмидесятом этаже! Черт!
Мы смотрим на жирный черный дым, поднимающийся над Южной башней и соединяющийся с дымом из Северной в один могучий и страшный хвост над городом. Он закрывает уже пол неба. Верхушки небоскребов почти совсем скрылись в дыму.
Внезапно женщина, что стояла рядом с лотком для хот-догов завопила, бешено указывая пальцем в сторону башен-близнецов.
- Твою мать! О нет! - кричу я.
Сердце сводит судорогой. Нет, нет, нет, нет!!! Только ни это!!!
- О, боже мой! - кричит истерически женщина. - Они выпрыгивают из окон! Господи, нет! Они выпрыгивают из окон! Они разбиваются! О боже, нет! Они прыгают из окон!
Я в ужасе смотрю как несчастные, высунувшиеся из окон верхних этажей и почти полностью укутанные дымом, совершенно отчаявшись, машут руками и прыгают вниз. Этот жуткий кошмар я не забуду никогда! Маленькие, нелепые фигурки, отчаянно размахивая руками, стремительно несутся вниз, к земле, в надежде спастись от яростного пламени наверху. Одна за другой, одна за другой. Фигурки падают на землю. Я чувствую, как слезы текут из моих глаз по щекам.
- О боже мой, боже мой, боже мой, боже мой! - бессильно шепчет полицейский в каске, сжимая и разжимая кулаки.
Один человек вылез из окна где-то на уровне шестидесятого этажа и попытался пройти по маленькому уступу. Но не удержался и полетел вниз. Я пытаюсь зажмурить глаза, но не могу. Я вижу, как несчастный врезается в асфальт метрах в пятидесяти от нас. Я даже ощутил легкое сотрясение асфальта под ногами. Из моей груди вырывается стон. Нет, нет, нет!!! Этого не может быть! Зачем? Почему? За что? Я кричу! Я громко, по-русски, выкрикиваю ругательства не известно кому. Меня трясет. Я в шоке от только что увиденного. Я вижу, как из окон выпрыгивают люди: секретарши, бизнесмены, уборщики. Они летят, пронзительно крича, а потом замолкают, резко и стремительно. Только безумно изломанные фигуры, всего секунду назад бывшие живыми, лежат на асфальте, на траве между тонких деревьев и развороченных машин. Я вижу, как изуродованные трупы резко меняют цвет, их кожа разбухает гематомами и шишками перемолотых костей. Я рыдаю в голос. Я не хочу на это смотреть! Но глаза не закрываются. Рядом, совершенно не контролируя себя, кричит молодая женщина. На ее лице траурные потеки туши и подводки для глаз. Она бьется в истерике. Ей страшно, как и всем нам.
Надо что-то делать. Я, размазывая грязь по лицу, бегу к группе пожарных. Они выгружают из фургона какое-то оборудование.
- Я иду внутрь, - только и могу выговорить я.
На меня смотрят без осуждения. Я замечаю, что многие из них тоже вытирают глаза. Кто сказал, что мужчины не плачут?!
- Сэр, как вас зовут?
- Андрей. Но можно просто Рэй.
- Хорошо Рэй, - здоровый широкоплечий полицейский протягивает руку. - Меня зовут Марк Максимовский. Мы идем в Северную Башню. Там очень много людей застряло в лифтах и есть раненные. Внизу уже эвакуируют людей из метро. Надо быть готовым к любым последствиям катастрофы. Ты умеешь пользоваться чем нибудь из этого? - Марк указывает на инструменты, разложенные на полу фургона. Здесь лежат болгарки, гидравлические ножницы, электропилы, электрические домкраты и много другого не известного мне оборудования.
По улице с визгом проносится машина скорой помощи. Следом за ней полицейский автобус.
Я беру электродомкрат, мне протягивают каску. Она хорошая, сделана из высокопрочного композита, армирована толстыми стальными ребрами жесткости. По бокам у нее, на нешироких полях, закреплены электрические фонари.
Я одеваю каску, вешаю на плечо два баллона со сжатым воздухом, на другое - противогаз и домкрат. Мы выдвигаемся к Северной Башне.
Пробегая через площадь, я стараюсь не смотреть на исковерканные трупы упавших. Я смотрю под ноги, перепрыгиваю через обломки конструкций, выбитые стеклопакеты и останки человеческих тел. Высоко над головой стрекочут вертолеты. Они пытаются снять с задымленных крыш людей, которые сумели добраться до туда. В рации без умолку передают о ситуации в целом и о спасенных людях. И ведь верно. Мы замечаем, как из зданий выбегают люди. Многие ранены, в пыли и саже. Но держатся спокойно, без паники.
Сквозь шипение слышны команды, отдаваемые спасателям по радио. Некоторые переговоры удается разобрать.
- ...Говорит командир спасательной команды 67. Мы находимся на уровне пятидесятого этажа. Продвижение выше затруднено завалами и сильной загазованностью...
- ... Черт, да тут ад кромешный! Между перекрытий течет топливо. Жар как в печке....
- ...команда 12. Очень много пострадавших среди гражданских... Требуется экстренная медицинская помощь. Мы находимся...
- ... На нас топливо льется!... О черт, на нас льется авиатопливо! Мы горим! Помогите!...
- ... Дьявол, да здесь народ задохнулся на смерть!...
- ... Кто находится в районе... команды... Требуется немедленная эвакуация с этажей. Там горят люди...
- ... на крыше еще люди. Мы не можем всех сразу снять...

Наша группа вбегает в просторный холл Северной Башни. Здесь уже скопилось некоторое количество спасательных расчетов; и пожарных и полицейских. Света нет, что-то случилось с электричеством. Горят только красные фонари аварийного освещения, да редкие лампы. Из коридоров цепочкой выходят люди.
Здесь, внутри, не так шумно. Вой сирен и шум лопастей вертолетов здесь почти не слышен. Но зато присутствует ощущение странной мелкой вибрации и чувствуется какой-то низкий гул. В воздухе запах гари, жженого пластика и бензина.
Возвращается Марк. На лице озабоченность и легкое беспокойство.
- На 15-м этаже лифт застрял. Оборвались тросы, но сработали аварийные тормоза. Кабина висит между 15 и 16 этажами.
- А плохие новости? - подал голос один из пожарных.
- Дым по лифтовой шахте идет вниз. Там сейчас как в душегубке.
- Так надо идти скорее туда.
- По радио только что передали, что эвакуируют людей из подземного ресторана и гаражей в Южной башне.
- Окей. Хорошо.
Мы быстро бежим по лестничным пролетам наверх, нагруженные оборудованием и баллонами со сжатым воздухом. Навстречу нам, спокойно, довольно быстро, но без сильной паники, спускаются люди. Многие испуганы, но держатся спокойно. Они прижимаются к стене, освобождая нам проход наверх. Прямо напротив лестницы, сквозь стекло, я вижу узкие окна Южной Башни. Изредка вниз падают огромные куски стекла.
Рация хрипит и плюется звуками. Помехи просто ужасные. Это все из-за особенностей конструкции. Здесь почти все из стали, стекла и железобетона. Да еще и внутри стен, по словам пожарных, толстые стальные канаты. Это было сделано для того, что бы здания раскачивались на ветру как травинки.
Ну вот мы и на 16-м этаже. Здесь заметно вибрирует пол. Я даже замечаю, как стены чуть-чуть покачиваются.
- Это плохо, - словно прочитав мои мысли, замечает один из пожарных. Кажется, его зовут Келлог. - Плохо очень. Здание не должно так раскачиваться. Может войти в амплитуду и разрушиться.
Ему никто не ответил. Все и так это понимают.
Тем временем наша команда дошла до лифтовых шахт. Все тяжело дышат и утирают пот. Из-за дверей лифтов слышен резкий скрежет и ритмичное биение, будто кто-то долбит молотком по железному листу.
- Рэй, давай домкратом.
Я вставляю зубья домкрата в щель между дверьми, прижимаюсь всем телом и начинаю качать. Зубья расходятся и раздвигают створки дверей. Изнутри вырываются клубы дыма и от туда показываются руки. Мы их хватаем, вытаскиваем людей, уже почти задохнувшихся и ничего не соображающих. Один из полицейских протягивает им кислородные маски. Я чувствую радость. Мы спасли людей. Но останавливаться нельзя. Надо идти наверх. Внезапно, повинуясь какому-то зову, приближаюсь к распахнутым дверям в лифтовую шахту и запрокидываю голову. Далеко наверху мерцает ярко красное зарево. Оттуда, сверху, свисает толстый стальной трос. Он ритмично раскачивается из стороны в сторону. Бьется о стены шахты, скрежещет обрывками нитей. Я замираю. В желудке вдруг холодеет. Ладони предательски потеют. На сердце появляется нехорошее предчувствие.
- Марк, говоришь больше нет застрявших лифтов?!
Мы быстро идем наверх. Сверху на каски изредка осыпается штукатурка. Пол заметно ходит ходуном и мелко вибрирует.
- Да. Повезло. Четыре лифта были с открытыми дверями, а пятый застрял на первом этаже.
Марк остановился на лестничной площадке перед окном, пропуская спускающихся людей. Эти выглядят совсем неважно. Многие с кровоподтеками и ссадинами. Почти все прижимают к носам мокрые тряпки. Среди них замечаю нескольких полицейских.
Мы стоим на площадке перед окном. За стеклом возвышается громада Южной башни. Сзади подтягиваются спасатели из нашей группы. Остальные действуют в других лестничных колодцах, координируют спасение гражданских, не дают возникнуть панике. Мы уже на тридцатьпятом этаже. Запах жженой пластмассы наполняет воздух. У ног клубятся сгустки дыма. Сверху, время от времени, раздается какой-то скрежет. Мне не по себе от него.
Внезапно рация начинает трещать и хрипеть. Кто-то пытается вызвать спасателей, отправившихся в Южную Башню. Сквозь шум и помехи доносятся приказы отходить, выходить из здания.
- Что там у них? - спрашивает Келлог.
- Похоже, что-то стряслось, - отвечает один из копов.
- Смотрите! - восклицаю я, вытянув руку в сторону окна.
Я вижу, как стена Южной Башни начинает заметно раскачиваться. Я слышу четкий, ритмичный звук жестких ударов. Что-то тяжелое. Буммм - буммм - буммм.
- Твою мать, это что еще такое?! - бормочут сразу несколько человек.
Бум - бум - бум! Звук ударов нарастает. Он идет от соседнего здания. Звук, похожий на звук лопающегося металла. Громкий и резкий.
Бум - бум - бум!
- Смотри! - кричит Келлог.
Толстые стальные балки между узкими окнами противоположного здания вдруг начали резко изгибаться. БУМ! Одна из балок лопнула как сухая дощечка, брызнув во все стороны осколками толстого стекла, обнажив внутренности небоскреба. БУМ! Еще одна балка, резко прогнувшись, лопнула.
- Ах ты, дьявол! - пробормотал кто-то, - Она рушится! Балки ломает!
Теперь уже невооруженным глазом было видно, как здание начинает вибрировать и ломаться. Оно сейчас рухнет.
- Экипаж 0702! Немедленно убирайтесь из зоны разрушения! - захрипела наша рация.
- Уходим! Быстро! - скомандовал Марк.
А Южная Башня уже вовсю рушится. Крупные обломки дождем сыплются сверху. Грохот стоит неимоверный. Просто Ад какой-то!
Но уйти далеко мы не успеваем. Шквал обломков ударил в стену, разбил окна и сокрушил лестничный пролет этажом выше. Перекрученные перила заскрипели, но удержали лестницу от падения на наши головы. Волна пыли и пепла моментально заполнила все пространство лестничного колодца. Ноздри забились ядовитой пылью, легкие отказались перегонять их через себя.
Перепрыгивая через ступеньки, сотрясаясь от чувствительных ударов в спину и по голове, мы добегаем до двери на этаж. Глаза уже ничего не видят сквозь мутную резь. Распахиваем створку и быстро, по одному, вбегаем в темный коридор. За моей спиной захлопывается дверь. Отбежав вглубь, мы стоим некоторое время в темноте, отдуваясь и утирая пот. В ушах стоит грохот. В закрытую дверь барабанят осколки. Сквозь щели врывается пыль.
Мы бежим сквозь здание, по коридору мимо открытых дверей офисов и служебных помещений, на ходу отплевываясь и отхаркиваясь, протирая глаза и вычищая ноздри. Дышать трудно, воздух пропитан гарью и запахом жженой пластмассы. В лучах фонарей клубится сизый дым и пепел. Пол сотрясается от ударов. Кажется, что вот-вот все рухнет, и мы будем раздавлены миллионами тонн бетона и стали.
Очень трудно сориентироваться в темном задымленном помещении, особенно, когда все трясется и раскачивается. В горле саднит от густой пыли. В конце концов, мы останавливаемся, что бы надеть газовые маски. Прикручиваем баллоны. Дышать становится намного легче. Но воздух все равно проходит с трудом через забитые ноздри. Мы смотрим друг на друга. Мы похожи на чертей - все грязные, мокрые от пота, покрытые разводами копоти.
Внезапно над головами раздается глухой и тягучий удар. Буммм! Вот черт! Только этого не хватало!
Мы бросаем часть оборудования и спешим к лестнице на противоположной, северной стороне здания. Попутно проверяем, не остался ли здесь кто из служащих. Вроде нет никого. Буммм! По каскам забарабанили ошметки штукатурки и куски потолочной фурнитуры.
- Быстрее, черт возьми! - ревет один из полицейских, подгоняя отставших.
Наконец наша группа добежала до лестничного колодца. Плотные струи дыма, повинуясь тяге воздуха, несутся сквозь перила сверху вниз, скручиваясь в тугие спирали. В пролет между лестниц сыпется штукатурка и осколки стекла.
Внезапно оживает рация. Сквозь хрипы и треск успеваю уловить чей-то осипший голос:
- Экипаж 1207! Отзовитесь.... (молчание)... Экипаж 1083! Как слышите меня?...(молчание)... Экипаж 903! Прием.... (молчание)... Команда А98! Прием.... (молчание)...
Мы молча, сквозь дым и мелкую пыль, идем по лестнице вниз. Все понимают, почему молчат экипажи. Но хочется верить, что хоть кто-то уцелел. Хочется в это верить...
- Говорит экипаж 0702! Продвигаемся по лестничной шахте вниз к выходу. - заговорил в рацию Келлог.
- Экип....02.....зона.....возможно обрушение....ампли....вертолеты.....выживших.....- донеслось в ответ сквозь хрипы и треск.
- Что он сказал? - спрашивает один из пожарных, хрипло дыша и тяжело переставляя ноги.
- Надо убираться отсюда, вот что! - говорит Келлог, подтягивает ремешки шлема и убирает рацию в карман.
Мы прыгаем через несколько ступенек сразу. Под ногами все гудит и трясется. Грохот нарастает. Стены издают противный скрежет. А за окнами все как в молоке - плотная стена пыли и пепла. Видно как в воздухе летают какие-то бумажки. Окна дребезжат, стекла идут трещинами. И мы уже опасаемся, что можем не успеть убраться из здания. Я, почему-то, уже не испытываю страха. Прошло. Я теперь как заведенный автомат, как робот. Я механически перепрыгиваю через ступеньки, хватаюсь за поручни, разворачиваюсь и снова прыгаю...
Сквозь грохот, падающие обломки и тонны пыли наша спасательная команда добирается до пятого этажа. Здесь зона сплошной загазованности. Видимость нулевая. Толстые лучи нашлемных фонарей разрезают темное пространство. Тусклый дневной свет едва-едва пробивается из расколотых окон лестничного колодца. Здесь мы обнаруживаем гражданских. Их пятеро. Они сидят на ступенях, вжавшись в стены и прикрыв головы руками. Лица обвязаны толстыми мокрыми полотенцами.
Увидев нас, один из пострадавших вскакивает и машет нам рукой. Что-то кричит, но из-за жуткого скрежета и грохота невозможно что-либо услышать. Мы подбегаем к группе гражданских.
- Мы с пятидесятого этажа! Еле выбраться успели! Там топливо протекло! Сплошной ад, мать его! - кричит мне в ухо человек. Пиджак его разорван, на грязной рубашке крупные пятна крови. Галстук болтается на спине.
- Успокойтесь, сэр! Мы вытащим вас отсюда! - кричу я в ответ. - Вы все целы? Раненные есть?
На меня безумно смотрят огромные воспаленные глаза. В веках большие сгустки пыли.
- Офицер, вы с ума сошли! Там же кругом обломки! Надо переждать! - кричит человек.
- Мы должны убираться отсюда, сэр! Сейчас здание обрушится.
Словно в подтверждение моих слов раздается резкий звенящий удар. Пол затрясся. Где-то сверху раздается жуткий скрежет и снова удар: БУММММ!
Тем временем спасатели берут под руки тех, кто не может идти. У одного из гражданских, похоже, сломана рука.
- Скорее, Рэй, держи здесь! - кричит один из полицейских.
- Идем, идем, идем! - раздается громкий возглас откуда-то снизу.
- Дайте противогаз и кислород! Тут у одного асфиксия!
- Поддержите его за плечи!
Внезапно пол под нашими ногами резко уходит вниз и в сторону. Мы кубарем катимся вниз по лестнице, ударяясь коленями в бетон и цепляясь за прутья перил. Я падаю, крепко ухватив каску за поля. Что-то бьется об нее, стучит. Я чувствую, как из носа ручьем потекла кровь. Вероятно, ударился о ступени, когда падал.
Кое-как поднявшись, мы снова бежим вниз. На уровне второго этажа топорами выносим расколотое окно и прыгаем в гору мусора. Сверху на нас падают обломки, большие и маленькие. Все пространство вокруг усеяно осколками стекла и изогнутыми кусками стальных балок. Здание дрожит.
- Вперед, вперед, вперед! - ревет Марк и указывает топором вдоль двух огромных гор искореженных обломков. - Туда! Бежим туда!
И мы бежим! Бежим, что есть силы, вдоль стены обломков южной башни. Огромные куски стекла, огрызки бетона и стали валятся дождем на наши головы. Это чертово здание падает на нас! Господи, помоги нам!!! А нет, черт возьми! Я умру, но не сегодня! Не сегодня и не сейчас!
То тут, то там с оглушительным грохотом в асфальт врезаются балки и остатки перекрытий. Что-то сильно ударяет в каску. Пару раз меня что-то бьет по ноге. Мы уже просто бежим вперед, ничего не соображая и ни о чем не рассуждая. Вперед, сквозь плотную завесу пыли, дыма и пепла. Вокруг нас царит настоящий ночной кошмар, с той лишь разницей, что он наяву и из него нельзя проснуться
Впереди неожиданно показывается угол здания. Перед ним автомобили. Один из них вдруг расплющивается огромной балкой. Слева, со страшным грохотом, еще один огрызок Башни вминается в асфальт. По каске часто-часто барабанят осколки. Я бегу, перепрыгивая через обломки. Впереди маячат грязно-серые форменные рубашки полицейских и сверкающие отражатели пожарных курток. В ушах стоит звон. Треск агонизирующего небоскреба поглотил все звуки: вой сирен, крики людей и рев автомобилей.
Мы поворачиваем за угол. Впереди неясно виднеется полоска дороги с машинами, застывшими вдоль нее. Здесь и полицейские фургоны, и автомобили пожарных, штуки три или четыре машин скорой помощи. Все покрыто слоем пыли и мелких обломков.
Кто-то из спасенных нами что-то кричит и тычет грязной пятерней в сторону. Там какой-то магазин. К его стеклянным дверям уже спешат спасатели, подхватив совсем уже потерявших силы гражданских. Я с трудом отрываю взгляд от огромной серой тени за спиной. Сквозь колышущуюся мглу видно как медленно, будто в покадровой съемке, оседает шпиль громоотвода Северной Башни.
-Да быстрее же! - кричит кто-то.
Я бегу к магазину. Стеклянные двери открываются и мы, грязные и уставшие, врываемся внутрь вместе с клубами пыли и пепла.
За толстым стеклом колышется серая мгла. Мы притихли. Мы слушаем грозно нарастающий рокот железобетонной лавины, готовой вот-вот обрушиться на нас. Мы ждем неминуемой развязки. Дышать очень трудно, горло забито пылью, в легких что-то клокочет и булькает. Что-то хрипит внутри, скрежещет. Сердце бешено колотится, руки трясутся. Пот заливает лицо и режет глаза. Мы сидим в темном магазине, хрипло пытаемся отдышаться и слушаем. Слушаем, как Северная Башня падает на нас. Вот теперь нам действительно страшно. Я представляю как эта многосотметровая глыба рушится на нас, пробивает перекрытия, давит нас, расплющивает, перетирает наши кости о тяжелые бетонные плиты, превращая в фарш, в желе, в ничто...
Внезапно я вскакиваю. Кровь больно ударят в голову. Я вдруг с ужасом осознаю, что там, внизу, в Бэттери Парке, меня ждет Юлька. О нет! Только ни это! Дьявол, как я мог забыть?!
Я бросаюсь к выходу. Меня кто-то перехватывает.
- Ты куда, черт возьми?
Я дергаюсь, пытаясь вырваться.
- У меня там... Там в парке... Я должен идти... Пусти меня! - слова с хриплым карканьем вырываются из горла.
- Сейчас самоубийство выходить! Ты слышишь? Нельзя наружу!!!
- Там Юля! - кричу я. - Она сейчас на набережной. В парке! Я должен бежать за ней! Да пусти же!
- Мы придем за ней. Слышишь, нет?! Но не сейчас! Не сейчас, твою мать! - кричат мне. - Ты там погибнешь, а подругу свою не спасешь. А ну держите его крепче, ребята!
Здание затряслось. Удары титанической силы обрушились на наше убежище. С полок и стеллажей посыпались продукты, какие-то коробки и мешки. Что-то где-то затрещало и лопнуло. Слава Богу, что над нами еще десять этажей как минимум.
Я уже не сопротивляюсь. Я лежу на полу возле стеллажа с книжками и смотрю в потолок. Он сотрясается от каждого удара. Снаружи слышится непрерывный гул как во время урагана. Сквозь стекло дверей видно как с неба падают длинные искореженные балки и обломки стен. Пол дрожит и вибрирует. Уши заложило от нестерпимого звона и треска. На улице же вообще царит настоящий ад. Плотная серая пелена укутала все вокруг.
Наша команда собралась в самом дальнем углу магазина. Теперь мы сидим возле мощных металлических столов, прислушиваясь к ударам и вибрации стен. Здесь самое безопасное место. Если потолок не выдержит и обрушится, то у нас еще есть шанс выжить.
Пока я озирался по сторонам, кто-то из наших уже приволок две упаковки минеральной воды. Теперь мы сидим на полу и с наслаждением пьем обжигающе-холодную влагу. Один из гражданских смачивает платок водой и начинает усиленно тереть лицо. Смыть грязь и кровь получается плохо - остаются черно-серые разводы.
Грохот внезапно прекращается. В неожиданно наступившей звенящей тишине слышно наше хриплое дыхание. Мелкие камешки изредка звякают по каскам. Где-то в глубине зала что-то поскрипывает и звенит. В воздухе разлит едкий запах пыли и дыма.
Теперь становится слышно, как что-то бормочет рация. Кто-то безуспешно пытается выйти на связь со спасательными командами. Я с тоской замечаю, что в ответ на запрос слышна лишь тишина, да потрескивание статических разрядов. Боже мой, боже мой! Это ведь были сотни людей. Сотни! И все погибли.
- Как ты думаешь, кто нибудь выжил? - спрашиваю я Марка.
Тот смотрит на меня пугающе черными провалами глаз на бледном лице.
- Не знаю, - слова даются ему с трудом, в горле что-то хрипит и клокочет. - Мы же уцелели.
Марк устало смотрит в потолок. Зубы вяло перемалывают пластинку Риглис.
- Ты сам откуда?
- Я из России, - отвечаю я.
Марк хмыкает.
- Мой дедушка переехал из России до Второй Мировой.
Он с силой проводит по грязному лицу ладонями: - Повезло же нам. Могли бы и не успеть. Размазало бы к е...ной матери....
Я встаю и подхожу к широким дверям. Они блокированы длинными обломками бетона. Сквозь неширокую щель в помещение проникает тонкая струйка дыма. Там, на улице, кромешная тьма. Плотное облако пыли полностью укутало улицу. Не видно даже соседнего дома.
- Что там? - кто то из гражданских окликает меня.
- Не знаю. Не видно ни чего.
- Что за сука устроила все это?! - ни к кому не обращаясь, бормочет мужчина в грязно-серой рубашке. - Что за е...ый пидор все это устроил.
Мужчина затихает. Он сворачивается калачиком и начинает тихо плакать.
Келлог сочувственно смотрит на него.
Сквозь мертвую тишину еле проступает надрывный вой сирен. Он то приближается, то удаляется. Иногда складывается такое ощущение, что во всем городе не осталось живой души. Никого, кроме нас...
Я уже потерял чувство времени. Кажется, что прошло уже много часов с момента обрушения башен. Никто не делает попыток выйти с нами на связь. Может быть, считают нас погибшими? Сердце неожиданно начинает щемить. Я думаю о Юле. О том, что должен был быть рядом с ней. Господи, только бы она выжила...

Мы стоим на перекрестке среди навалов бетона и стали. Из-под обломков видны расплющенные машины, погнутые столбы и с корнем вывороченные деревья. Тугие струи воды из брандспойтов бьют в развалины, пытаясь затушить бушующий там в глубине огонь. Густое облако пепла почти полностью рассеялось, унесшись куда-то на юг. Сквозь дым проступают очертания строений и искореженных автомобилей.
Я поворачиваюсь и иду в сторону Бэттери Парк. Вокруг меня, между обломков бетона жгутами свивается сизый дым. В воздухе, словно конфетти, кружатся обрывки бумаги. Откуда столько бумаги? Я вдруг вспоминаю сувенир, купленный Юлей на пристани. Две башни и снежная метель внутри стеклянного шара. Вот она, эта метель. Метель из бумажного конфетти на развалинах ВТЦ...
Я стою на огромной куче мусора на месте Бэттери Парка. Из-под навалов бетона и обломков оргтехники торчат изломанные стволы деревьев. Листья покрыты толстым слоем пепла, как, впрочем, и все вокруг.
Сердце не переставая, болит. В горле стоит комок. Неужели это конец?! Неужели она.... Неужели Юля...
- Андрей.
Я резко оборачиваюсь. Среди кусков бетона, на скамейке, сидит она.
Я подхожу к Юле. Беру ее за руку. В очках отражается мое лицо - грязное, с всклокоченными волосами и засохшей на подбородке кровью. Глаза воспалены и слезятся.
- Как ты?
- Нормально. Меня подобрали ребята из береговой охраны. Когда первая башня рушилась.
Я делаю попытку обнять Юлю, но она отстраняется.
- Нет.
На моем лице отражается непонимание.
- Что случилось?
Юля снимает очки. Ее глаза полны слез, под ними залегли темные мешки. Губы кривит горькая складка.
- Я думала, что ты погиб. Что именно поэтому ты не пришел за мной.
- Юля...
- Не говори ничего! - она срывается на крик. - Кому ты что-то пытался доказать? Мне?
- Юля...
- Что? Ну что ты мне можешь сказать?
Я молчу, не в силах что-либо ответить. Голова пуста. Во всем теле такая усталость, будто таскал горы на плечах. На меня накатывает апатия. В груди больно.
- Я знаю, почему ты так поступил. Ты единоличник. Одиночка. Тебе все равно, кто рядом с тобой...
- Не говори так. Ты же знаешь что это не правда.
Она горько усмехается. Утирает слезы и отступает назад, перешагивая через ствол дерева.
- Ты такой. Ты слишком долго прожил в одиночестве, и теперь не знаешь, что тот, кто рядом с тобой, должен быть защищен в первую очередь. Как у Сент Экзюпери, помнишь?
Я молчу. Мне горько от несправедливости. Мне хочется рассказать о погибших спасателях, о разбившихся и раздавленных людях, о тех, кто сгорел на верхних этажах или погиб под обломками. Хочу рассказать о многом, но не могу подобрать слов.
- Тебе очень трудно с кем-то быть вместе. Но ты чувствуешь себя прекрасно один. Конечно! Когда ты один - ни о ком не надо заботиться.
- Это не так.
- Мне было хорошо с тобой. Ты прекрасный человек, но... Но одиночка. А мне не нужен одиночка.
Юля замолчала, борясь со слезами. Сквозь пелену дыма проступило солнце, осветив красивыми лучами окружающее нас запустение.
- Мне нужен человек, на которого можно положиться. Ты не такой.
Меня вдруг охватывает злость. Злость на себя, злость на эту несправедливость, на эту катастрофу, на этот чертов день...
- Не пиши мне больше, Андрей, окей? Давай расстанемся друзьями?
Я молча киваю. Юля кивает в ответ и уходит. Я еще долго смотрю ей в след. Даже тогда, когда она скрылась за поворотом. Мне тоскливо и больно...

Марк разбудил меня уже поздно вечером. Он тоже, видать, спал. На лице отпечатались ребра от каски. На улице уже было темно и влажно. Сквозь сентябрьскую сырость медленно проносились лучи прожекторов, разгоняя туманную дымку над развалинами. На крыше Бэнкерс Траст гордо реял "звездно-полосатый", сейчас освещенный несколькими фонарями, отчего казавшийся призрачно-туманным. Где-то сзади заурчал бульдозер, оттаскивая очередную железобетонную секцию. Один раз мы под одной из таких секций нашли десять человек, лежавших в пустоте между расколотым полом и лестницей. Они все были мертвы. Мы вообще мало кого нашли из живых. Я знаю, что из зданий не вернулись 646 полицейских и около 650 пожарных. Они погибли либо в огне, либо под обломками обрушившихся небоскребов. Погибли, пытаясь спасти людей. Я до сих пор слышу их надрывные крики, раздающиеся из хрипящей рации, полные отчаяния и предчувствия неминуемой смерти.
- ... Топливо льется на нас! Мы горим! Вытащите нас отсюда!...
- ...На связи экипаж 630... О нет!.... Нас завалило... Мы отрезаны от выхода... Помогите нам!...
- Меня зовут лейтенант Стивен Милн. Я офицер участка номер... нахожусь в офисе на... этаже. Передайте моей семье, что я их всех люблю...
- Команда 17 на связи. Говорит... Нашли гражданских... Двадцать человек... О боже! Она рушится! Спасайте людей!...
Я оглядел развалины. Среди воздетых к ночному небу балок и кусков бетона копошились люди. Что-то пилили, что-то разрезали. В юго-западном углу из-под огрызков стен молчаливо поднимался над поверхностью большой стальной крест. Когда-то это была часть конструкции. Теперь, лишившись искореженных поперечин и кусков арматуры, простая балка стала могильным крестом. Если верить подсчетам, то здесь, в тот роковой день встретили свою смерть около 4500 тысяч человек.
Я поднялся. Начался очередной рабочий день на Граунд Зероу...


Нью-Йорк/Хадсон/Чебоксары - 2001
Унеси меня ветер на другую планету, где черное небо, где меня не найдут...

Где ты...мое кривое счастье...?

Смерть не важна... Единственное, что имеет значение - это жизнь!!!

Вернуться в «Лосиный эпос»

Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и 3 гостя